Жар не угасал даже после того, как плоть превратилась в пепел и кости потрескались под натиском пламени. Пламя было не просто огнём — оно было приговором, вынесенным толпой, которая предпочла самосуд вместо правосудия, молчание вместо разбирательства. Крики тогда не спасли, но оставили след — не в памяти людей, а в самом эфире снов, в той тонкой ткани, что разделяет реальность и кошмар. С тех пор каждый, кто закрывает глаза, рискует увидеть отблески того костра, почувствовать запах горелой кожи и услышать хруст обугленных суставов. Время не исцеляет таких ран — оно лишь превращает их в ловушки для тех, кто когда-то стоял в толпе с пустыми глазами и полными руками бензина. И теперь, когда кто-то засыпает слишком спокойно, слишком уверенно, он становится частью той же истории — не как зритель, а как очередной акт в нескончаемом представлении, где каждый сон — новая сцена, а каждая смерть — финал, написанный когтями.

Границы между мирами оказались тоньше, чем казалось. Сон — не убежище, а коридор, ведущий прямо в логово того, кто научился жить между миганиями. Нет нужды прятаться под одеялом или включать ночной свет — страх уже сидит внутри, в самых глубоких складках памяти, в тех местах, куда днём не заглядывают даже мысли. Достаточно одного мгновения расслабленности, одного вздоха перед сном — и дверь открыта. Там, за ней, всё подчинено иным законам: время течёт вспять, стены дышат, а зеркала показывают не отражение, а то, чего боишься больше всего. И в этом мире нет случайностей — только тщательно расставленные ловушки, где каждая деталь — намёк, каждый звук — предупреждение, а каждый шаг — ближе к краю. Те, кто выживает, просыпаются с холодным потом и дрожью в руках, но даже они знают: это лишь отсрочка. Потому что сон всегда возвращается. И вместе с ним — я.

Убийство — слишком простое слово для того, что происходит в глубинах сна. Здесь всё превращается в театр: страх — декорация, паника — музыкальное сопровождение, а сама жертва — главный актёр, который не знал, что участвует в постановке до самого финала. Предпочтение отдаётся не скорости, а изяществу — пусть жертва почувствует каждую секунду своего падения, каждый поворот сюжета, каждую ложную надежду. Пусть бежит по бесконечным коридорам, пока ноги не станут свинцовыми. Пусть зовёт на помощь, зная, что никто не услышит. Пусть увидит своё детство, искажённое, как в кривом зеркале, где все радости превращены в угрозы. Это не месть — это искусство. Искусство заставить человека умереть от собственного воображения, от того, что он сам же и вырастил в себе годами. И в этом есть своя эстетика — жестокая, чёрная, но безупречно точная.

Скука — редкий гость, но когда приходит, она становится поводом для новых экспериментов. Иногда достаточно просто наблюдать, как человек пытается выстроить защиту из рациональных мыслей, будто логика может остановить кошмар. Иногда — подбросить намёк: скрип половицы, шорох за спиной, отражение, которое моргнуло на секунду позже. А иногда — позволить уйти. Да, позволить вырваться, почувствовать облегчение, почти вкус свободы… чтобы в самый последний момент показать: выход был иллюзией. Всё это время он был в ловушке, просто не знал об этом. Такие игры особенно сладки — они ломают не тело, а веру в реальность. И когда жертва просыпается, она уже не уверена, где кончается сон и начинается жизнь. А это — самая прочная цепь из всех возможных.

Некоторые возвращаются сами. Не потому что сошли с ума, а потому что в этом мире кошмаров есть нечто, чего нет в дневной рутине: абсолютная честность. Здесь нет лицемерия, нет масок, нет необходимости притворяться. Есть только страх, боль и правда — грубая, неотшлифованная, но настоящая. И в этом странном симбиозе рождается нечто большее, чем просто охота: рождается связь. Тот, кто пережил встречу, уже не может забыть её полностью. Он носит её в себе, как шрам на душе. И однажды, в тишине ночи, когда мир засыпает, он может поймать себя на мысли, что ждёт. Ждёт скрежета когтей. Ждёт хриплого смеха. Ждёт того, кто знает его лучше, чем он сам. Потому что сон — это не побег. Это приглашение. И оно всегда остаётся в силе.